Смысл и зло

Как мы помним, смысл вещи, идея — это то, что остаётся в вещи неизменным при любых ее изменениях. И поэтому можно сказать, что любые изменения вещи изначально заложены в ее смысле. Об этом я говорил когда-то в разборе фильма «Господин Никто»:

Человек, например, Немо, постоянно меняется: сначала он младенец, потом ребенок, потом взрослый, а через 100 лет – старик. Атомы его тела за всю жизнь обновились сотни раз, но он остался тем же самым Немо, а не стал кем-то другим. Значит, несмотря на полное изменение тела, что-то в Немо остаётся неизменным. Это «что-то» в философии называется сущностью или смыслом. Вещи меняются, но их смыслы не меняются. Машина горит, но смысл этой машины не горит.

Можно ли сказать, что если Немо умрёт, то его смысл исчезнет? Или что до рождения Немо, его смысл не существовал? Нельзя. Ибо рождение и смерть – это изменение. А мы выяснили, что если есть что-то изменяющееся, то оно предполагает нечто неизменное. Смысл и есть то самое неизменное, которое не зависит даже от возникновения и уничтожения той вещи, к которой относится.

Стало быть, любое изменение вещи уже заложено в ее смысле. Любые возможные поступки, которые совершает Немо и все возможные варианты его жизни, и даже вариант, что он не рождается, уже предполагаются его смыслом.

Итак, в сфере смысла всё существует неизменно и во всех возможных вариантах.

Здесь возникает резонный вопрос (который задал один из подписчиков): если смысл человека — это совокупность всех сценариев его жизни, то получается, что, если человек творит зло, это зло содержится в его смысле? Если он в жизни поступает плохо — что-то украл или кого-то убил — значит, это всё было изначально заложено в его сущности? Как тогда совместить с этим утверждение, что сущность человека не содержит в себе зла? Как я об этом сказал в недавнем видео:

«наша сущность уже определена в самой себе, она является образом абсолютного Блага и лишена всякого зла. Это, так сказать, наш идеал.»

Чтобы разобраться в этом противоречии, начнём с примера.

Допустим, что зло — это искажение и разрушение. Возьмём любое произведение искусства, например, «Мону Лизу». Спрашивается: если произведение искусства разрушается и портится, меняется ли от этого его смысл? Очевидно, что нет, смысл произведения не меняется. Повреждения на портрете Моны Лизы не относятся к исходному смыслу, к замыслу картины, они не являются ее составной частью. Ведь художник не нанёс эти повреждения намеренно. Они являются случайными привнесениями, они ничего собой не выражают и ничего не прибавляют к смыслу картины. Напротив, они искажают и затемняют исходный смысл.

Таким образом, мы сразу различаем в вещи её смысл, не зависящий ни от чего внешнего и чисто внешние привнесения, не имеющие к смыслу вещи никакого отношения. Эти две стороны вещи обозначаются понятиями субстанция и акциденция. Субстанция — это неизменная смысловая основа вещи, то, что делает её самой собой, а акциденции — это несущественные свойства вещи, случайные внешние привнесения. И если субстанция образует бытие и смысл вещи, то акциденции относятся к инобытию, к материи, в которой этот смысл воплощается.

Таким образом, зло как искажения и разрушение не содержится в самой вещи, в ее субстанции, но фактически появляется лишь в инобытии. То есть, зло не относится к сущности вещи, проявления зла акцидентальны.

Но спрашивается: а эти акциденции имеют какой-то смысл или нет? Разумеется, имеют, в противном случае мы не смогли бы их назвать акциденциями. Тогда получается, что, с одной стороны, есть смысл вещи, с другой есть смысл ее повреждений. И эти два смысла образуют нечто единое. Ведь когда мы говорим: «Мона Лиза повреждена», то мы объединяем смысл картины и смысл повреждений в единый смысл. А поскольку смысл — это то, что существует всегда и неизменно, то получается, что и смысл повреждений тоже существует всегда и неизменно.  Как такое возможно?

Обратим внимание на следующий момент. Художник еще до создания своего произведения прекрасно знает, что его картина со временем будет разрушаться, что ее могут испортить вандалы, что зрители будут ее по-разному истолковывать. То есть, художник в принципе знает, что его замысел — это одно, а судьба этого замысла после его реализации — это нечто совершенно другое. А это значит, что одновременно с замыслом произведения, в том же самом смысловом «пространстве» существуют и все возможные искажения этого замысла, все его возможные понимания и интерпретации. Эти искажения как бы предполагаются замыслом даже еще до его воплощения в материи. Стоит нам в уме определить замысел нашей картины, как тут же, в том же самом уме, начинают существовать и все возможные его искажения. Всё по законам диалектики: если утверждается некое А, тем же самым актом мысли утверждается и его противоположность — не-А. Картина еще не существует (то есть, существует лишь в возможности), но все ее возможные искажения и интерпретации точно так же существуют в возможности, в смысловой форме.

Стало быть, смысл вещи представляет собой единство противоположностей. В нём различаются сторона существенная, необходимая, и сторона несущественная, случайная. При этом, если первая — это сущность, субстанция, это реализованное в себе бытие, это то, что подлинно есть, то вторая — это лишь потенциал, лишь возможность воплощения этой субстанции в инобытии при условии, что это инобытие вообще появится.

Например, я, будучи порядочным человеком, могу представить, что я что-то украл, т.е. совершил злой поступок. Таким образом, когда я это представляю, то существую 

1. я как субстанциальный смысл и 
2. как моё представление о том, что я что-то краду.

Моё представление об акте кражи — не я, оно — лишь акт моего сознания, лишь возможность моих действий в инобытии. И хотя это представление тоже является неким смыслом, этот смысл не относится к моему собственному смыслу, не относится к моей сущности. Точнее, он относится к моей сущности лишь отрицательно. Это лишь возможная акцидендия, причем, не реализованная как факт, как субстанция, а существующая лишь в смысловой форме и за счет активности моего сознания.

Таким образом, я, будучи благим и существующим действительно, я самим фактом своего благого бытия задаю возможность существования меня как неблагого, как злого. Однако, это зло лишь потенциально, это чистая отрицательность; небытие, получающее свое призрачное существование за счет моего бытия.

Проще говоря: пока я не украл, я не вор. Мой смысл абсолютно отличен от смысла вора. Но само моё существование как хорошего человека образует потенциальную возможность моего преступления. И как только я это преступление совершу, то эта возможность превратится в действительность. Смысл вора осуществится в моём теле, получит свою субстанцию.

Используя эту аналогию, мы можем представить и то, как обстоит дело с нашей сущностью, с духом. Мой дух, будучи совершенно благим, знает все те судьбы, которые он может претерпеть в материальном инобытии. То есть, дух обладает знанием возможного зла, сам не будучи злым. Дух как субстанция, существующая актуально, отличается от своего знания тех искажений, которые он может претерпеть в инобытии, и которые существуют лишь потенциально. И только перейдя в инобытие, став душой, эмпирическим Я, с которым я себя ассоциирую, я могу либо стать злым по факту, совершая действия, не ведущие к благу, либо держаться блага и таким образом сохранять свою чистоту и святость.

Таким образом, возвращаясь к вопросу о том, как может смысл человека содержать все возможные сценарии его жизни и при этом быть благим, мы можем сказать так. В смысле человека различается смысл в себе — сущность, субстанция — и смысл в его отношении к иному — потенциал его инобытийных воплощений. Первое — это благо, второе — это возможные искажения этого блага в материи. Стало быть, если человек поступает плохо, то это не соответствует его сущности, но при этом возможность так поступать всегда была потенциально.

Заключение

Почему это важно понимать? Потому что в наше время множество учений провозглашают, что сущность человека содержит в себе зло. К этим учениям относятся и аналитическая психология Юнга, и учения Нью Эйдж, и современный оккультизм.

Например, архетипы коллективного бессознательного в аналитической психологии — это, по сути, традиционные боги, только понятые не как объективные природные принципы, а как принципы лишь психического бытия человека. Но при этом психологи понимают эти архетипы как содержащие не только положительный, но и отрицательный аспект. Вот как выглядит, например, структура женского принципа согласно психологу Эриху Нойману:

Женская сущность, согласно аналитической психологии, содержит в себе как положительные, так и отрицательные аспекты. И таким образом, женщина, выполняющая, к примеру, роль матери, может актуализировать как положительные качества, так и отрицательные. Но психологами это расценивается не как уклонение женщины от своей сущности, а как реализация отрицательных аспектов той же самой сущности.

Также психологическая концепция Тени как подавленной стороны личности порождает учения о том, что человек якобы содержит в себе все свои злые качества, и для того, чтобы стать цельной личностью, ему нужно их осознать и принять в себе. Об ошибочности таких концепций я подробно говорил в видео «Интеграция тени на примере фильмов «Веном» и «Человек-паук 3»».

Аналогичным образом в современных учениях понимается и Абсолют, Бог. Некоторые рассуждают так: если в мире существует противоположность добра и зла, то значит, Бог либо содержит в себе добро и зло, либо является их источником, причиной (либо и то, и другое). Такого всё объединяющего гностического Бога по имени Абраксас описывает Юнг:

«Что говорит Бог-Солнце, есть жизнь, что говорит Дьявол, есть Смерть.  
Абраксас же говорит слово досточтенное и проклятое, что есть равно жизнь и смерть.  
Абраксас творит истину и ложь, добро и зло, свет и тьму в том же слове и в том же деянии».  
https://castalia.ru/articles/abraksas-kak-taynyiy-bog-telemyi

Интересно, что все эти концепции выступают как антитеза христианству. Согласно христианскому учению, Бог абсолютно благ и нет в нём никакого зла, а всё зло сконцентрировано в фигуре дьявола, и на этом основании христианство обвиняется в том, что оно якобы внесло дуализм в целостную картину мира и в понимание человеческой психики. Но делать такие утверждения, значит попросту проявлять невежество. Знакомство с античной философией показывает, что даже язычники прекрасно понимали, что в Абсолюте, в Боге, нет никакого зла. Зла нет ни в Первоедином, ни в Уме. Оно появляется только в сфере Мировой души, при ее, так сказать, «соприкосновении» с материей, с небытием. И никакого дуализма в таком мировоззрении нет и в помине. Как говорит Плотин в трактате о природе зла (Эннеада I.8),

«существование противоположности допустимо и возможно, например, если существует здоровье, возможно и допустимо также и существование болезни; возможно, но не необходимо».  
Эннеада I.8, гл.6

То есть, зло — это лишь возможность, в нём нет никакой необходимости.

Соответственно, и утверждать, что в духовном мире нет ни добра, ни зла — это совершенная нелепость, поскольку духовный мир — это чистое бытие, благое и совершенное.

Таким образом, современные учения не различают в вещах субстанцию от акциденций, существенные свойства от привнесённых, необходимое от случайного, и в итоге — не отличают добро от зла.